В своей увлекательной книге «Розенкрейцерское Просвещение» госпожа Фрэнсис А. Йейтс выдвигает теорию, согласно которой розенкрейцерство необходимо рассматривать, как «движение, являющееся результатом деятельности Джона Ди» [2]. Доказательства, ею приводимые, весьма обширны и вполне убедительны, однако, при чтении книги все же складывается впечатление, что «чего-то не хватает». Путешествие Ди по Центральной Европе и его возвращение через Германию, которое, согласно Йейтс, так взбудоражило умы континентальных интеллектуалов, имело место между 1583 и 1589 годами. То есть, за целое поколение до движения, которое сделалось известным всему миру посредством распространения, а, в конечном счете, и публикации, своих Манифестов. Столь долгий период созревания ясно свидетельствует о том, что должны были быть иные фигуры, обладающие сходной харизмой, которые «передали бы факел» молодым энтузиастам из Тюбингена, ответственным за создание розенкрейцерских мифов. Кроме того, Манифесты делают акцент на врачебной деятельности Братьев R.C. (в рамках парацельсианской традиции) и их анонимности – ни то, ни другое к Ди отнести нельзя[3].

Следовательно, нам стоит поискать алхимика, владеющего секретом трансмутации, парацельсианца, имевшего врачебную практику в первые два десятилетия 17-го века, анонима, но, тем не менее, хорошо известного и вызывавшего восторг своих современников, имевшего контакты – в том числе и дипломатические – с дворами в Праге, Штутгарте и Касселе, однако, независимого от королей и князей. Человека, много путешествовавшего по Европе и Азии, знакомого со всеми виднейшими учеными-герметиками своего времени и излагавшего им свое видение Новой Эпохи всеобщей реформации религии, философии и науки.

Среди множества герметических философов того переломного периода лишь один соответствует всем вышеперечисленным критериям – польский алхимик Михаил Сендивогий, образ которого современная литература по данному предмету либо подвергает искажению, либо вообще игнорирует. В моей предыдущей статье[4] я попытался показать, откуда взялось такое незаслуженное отношение, и что на самом деле представлял из себя Сендивогий. Сейчас же я хотел бы уделить некоторое внимание свидетельствам того, что он, вероятно, являлся ключевой фигурой раннего этапа развития розенкрейцерского движения и образа мысли, который с ним ассоциируется.

Его можно рассматривать не только как пропущенное звено между Ди и Манифестами, но, по большому счету, как прототип мифического Frater C.R.C. Его активность и вояжи по всей Европе сделали Сендивогия известной фигурой задолго до 1600-х, когда, после публикации в 1604 году его Двенадцати трактатов о Философском Камне (позже получивших известность как Novum Lumen Chymicum или Новый Свет Алхимии) и нескольких публично совершенных трансмутаций, он был признан величайшим алхимиком и герметическим философом своего времени (кроме того, как я продемонстрирую далее, им восторгались интеллектуалы Тюбингенского университета). Тем не менее, он желал сохранять анонимность и независимость – весьма показательно, что на всех работах, которые он публиковал, отсутствует имя автора и посвящение кому-либо из королей или князей – истинно розенкрейцерское поведение, не имевшее в то время прецедентов.

С учетом утверждений Фрэнсис Йейтс относительно влияния Джона Ди на раннее розенкрейцерство, было бы интересно проследить возможные контакты Сендивогия с его воззрениями. Польский алхимик начал свое обучение в Ягеллонском университете Кракова приблизительно в 1582 году. В то время там имелась группа ученых, которые интересовались герметической философией и учением Парацельса и чьим покровителем был пфальцграф Альбрехт Лаский (1536-1603) – хорошо известный претендент на польский престол, которому принадлежала заслуга пребывания Ди и Келли в Польше и Богемии. Его внимание к двум магам было связано не только, как порой предполагают, с собственными политическими планами и надеждой на обретение средств на их реализацию при помощи алхимии, но и глубоким интересом к герметизму. В 1569 году он профинансировал перевод на латынь и публикацию в Кракове двух трудов Парацельса, кроме того, находясь в Англии, он присутствовал на публичных дебатах между оксфордскими профессорами и Джордано Бруно, организованными в его честь. Помимо прочего, не лишен вероятности и тот факт, что Ди верил в способность Лаского делать золото, что и стало одной из причин, по которой он решил отправиться с ним в Польшу[5]. Когда Ди останавливался в Требоне в Богемии, Лаский несколько раз был у него там с визитом, поэтому с определенностью можно сказать, что Ди обсуждал с ним свои философские теории, а значит, мог донести их до других жителей Кракова. Более того, сейчас известно, что на самом деле Лаский был английским шпионом, информировавшим Ди относительно текущих событий при польском дворе и его политических намерений[6].

Кто являлся первым покровителем молодого Сендивогия, сейчас доподлинно неизвестно. Им мог быть Лаский или же его близкий друг и политический союзник Николай Вольский (1553-1630), с которым Сендивогий был впоследствии тесно связан. Вместе с будущим императором Рудольфом II Вольский воспитывался при дворе в Вене и получил прекрасное образование в ряде европейских университетов. Начиная с 1576 года, он поселился в Праге, где провел десять лет при дворе Рудольфа, будучи его виночерпием, и время от времени посещал Краков, кроме того, он занимал должность великого меченосца Польши. Являясь интеллектуалом, проявлявшим глубокий интерес к алхимии (совместно с Сигизмундом III Васа Польским он провел несколько алхимических экспериментов), владевшим несколькими языками, он определенно должен был встречаться с Джоном Ди как в Кракове, так и в Богемии.

Хорошо известно, что Джон Ди и Эдвард Келии останавливались в Кракове с 13 марта (по старому стилю) по 3 августа (по новому стилю) 1584 года, на несколько месяцев уезжали в Прагу и вновь прибыли в Краков между 12 апреля и 6 августа 1585 года, когда они снова вернулись в Прагу. Это именно то время, когда при дворе Рудольфа II, а, значит, и в центре событий, находился Сендивогий, получивший, вероятно, рекомендацию от Вольского. Интересной гипотезой стало бы предположение о том, что Сендивогий, будучи протеже Лаского или Вольского, мог, по сути, сопровождать Ди во время его возвращения в Прагу. Некоторое подтверждение этому может дать тот факт, что в Богемии Сендивогий работал вместе с величайшим чешским алхимиком Бавором Родовским из Густирании (1526-ок.1600) [7], чьим покровителем был Виллем Роземберкский, принимавший Ди и Келли во время их остановки в Требоне, и который жил там же, работая над переводом на чешский трудов Парацельса. Но даже если это и не так, Седивогий определенно должен был быть знаком с новыми идеями в герметической философии, которые пропагандировал Ди, особенно если его визит и в самом деле имел такой резонанс, как утверждает Фрэнсис Йейтс. Кроме того, с точностью можно утверждать, что он контактировал с Эдвардом Келли после возвращения Ди в Англию, а по смерти первого приобрел у его жены имение Фумберк (которое было пожаловано Келли Рудольфом). Все это явно демонстрирует, что Михаил Сендивогий прекрасно разбирался в том интеллектуальном течении, начало которому в Центральной Европе было положено Ди. На те годы, когда он находился на службе у императора Рудольфа II, сделавшего его в 1594 году придворным, в 1598 – своим советником, а, в конце концов, и своим «Стольником», т.е. придворным с правом сидеть вместе с императором за обеденным столом и жить в его замке[8], пришлось первое путешествие Сендивогия по Европе, в ходе которого он совмещал дипломатические поручения с получением новых знаний. Еще до 1588 года он отправился на Ближний Восток через Грецию, где, как утверждают, встречался с местным патриархом, который обучил его тайнам алхимии. В Философских письмах он упоминает о том, что скопировал в Константинополе два очень редких трактата Гермеса, в другом же месте говориться о его «наставнике» из Египта, все это весьма напоминает путешествие Отца C.R.C. в Дамаск и Фес. Он посетил Рим, Падую, Неаполь и Венецию, а также, вероятно, учился в Кембридже, Франкфурте, Ростоке и Виттенберге. В 1590 году он побывал в университете Лейпцига, где свел знакомство с Иоахимом Танке (1557-1609), врачом и алхимиком, который впоследствии включил трактат Сендивогия в свой Promptuarium Alchemiae (1614), и, что особенно важно, с Иоганном Тольде, редактором и возможным автором работ, приписываемых Василию Валентину, столь существенных для позднего розенкрейцерского движения[9]. Годом позже он посетил венский университет, а в 1594-1595 г.г. учился в Альтдорфе, где впервые познакомился с шотландским алхимиком Александром Сетоном, дружба с которым – единственное объяснение его последующего (1603) участия в освобождении Сетона из заключения, которому его подверг Кристиан II Саксонский. Гораздо более интересно, однако, упоминание Андреасом Гольдмайером в его Harmonia chymica (Онольцбах, 1655) альтдорфского знакомства Сендивогия с неким армянином, которому он помогал деньгами и каковой дал ему «Лекарство» для трансмутации обычных металлов. Впоследствии, как утверждают, армянин отправился в Аугсбург, а Сендивогий – в Штутгарт. Это важная информация, поскольку, с одной стороны, позволяет предположить, что и Сендивогий, и Сетон получили свою тинктуру из одного источника, а с другой, что Сендивогий впервые посетил Фридриха Вюртембергского (правившего с 1593 года) еще до 1595 года и, возможно, продемонстрировал трансмутацию при помощи тинктуры армянина, также как и в Праге годом позже. Значение герцога Вюртембергского для раннего этапа розенкрейцерства не нуждается в обсуждении в данной статье, поскольку исчерпывающим образом описано Фрэнсис Йейтс, а до нее – Артуром Эдвардом Уэйтом. Его двор был средоточием алхимической и оккультной активности, в деятельности которого принимали участие такие выдающиеся фигуры розенкрейцерства, как Симон Студион и Иоганн Валентин Адреэ. После возвращения на короткое время в Прагу, в 1597 году он отправился ко двору электора Кристиана II Саксонского, благодаря которому он получил некоторое покровительство при дворе императора (факт, который сыграл свою роль в будущем деле Сетона).

Природа дипломатической деятельности, которой занимался Сендивогий в пользу Рудольфа II, неизвестна, однако, вполне вероятно, что она была связана с «оккультным шпионажем» за другими правителями, интересовавшимися алхимией и герметизмом. Сходные задания выполнялись для Рудольфа II алхимиком Иеронимом Шотландцем, который был направлен к немецким протестантским князьям, особенно к ландграфу Вильгельму IV Гессе-Кассельскому. Но Сендивогий, чтобы заслужить столь щедрую милость императора, должен был совершить нечто особенное. Его поездки по Германии и контакты, установленные с правителями и учеными, должны были быть даже более обширными, нежели указано выше. Там он женился, его жена происходила из Франконии, из чего можно предположить, что он останавливался на некоторое время и во Франкфурте, где у него была возможность познакомиться с «розенкрейцерским издателем» Иоганном Теодором де Бри (по сути, его первая книга могла быть напечатана одновременно и в Праге, и во Франкфурте).

К тому моменту, когда в 1595 или 1596 году Михаил Сендивогий вместе с семьей обосновался в Праге, он уже являлся хорошо известным и весьма уважаемым человеком, знаменитым своей образованностью и наслаждающимся императорской милостью. Подтверждение этому можно найти в выдающейся серии посвященных ему публикаций: собранию панегирических поэм императорского придворного поэта Каролида из Карлшперка, опубликованных в 1598 году и посвященных сыну Сендивогия Михаилу Христофору (40 страниц различных стихотворений о семье Сендивогия), некоторым стихам Варфоломея Папроцкого, польского и богемского герольда и поэта, о Сендивогии и его сыновьях, включенных в Jina castka (Прага, 1598), посвящению третьей части обширного произведения по истории, геральдике и генеалогии того же автора, опубликованного в Праге в 1599 году и элегии на смерть жены алхимика – Вероники Штиберин – написанной Иоанном Хоринским, моравским аристократом и поэтом, в 1599 году. Все упомянутые авторы знали Сендивогия лично и должны были иметь некие причины искать его расположения.

В Праге Сендивогий проявил себя и как экстраординарный врач – например, он жил в доме Николая Льва из Левенштайна, также врача и лечил его сына. Кроме того, он трудился в алхимической лаборатории богатого бюргера Людвига Коралека и, став его семейным врачом, лечил его дочь. Стоит, вероятно, отметить, что позднее, примерно в 1606 году, когда король Сигизмунд III Васа тяжело заболел, он послал за Сендивогием, несмотря на то, что при его дворе находилось несколько известных врачей. Как можно предположить, лечение Сендивогия оказалось эффективным, и король был исцелен. Согласно Льву из Левенштайна, он использовал белый и красный порошки, однако его основополагающие познания в искусстве медицины черпались, очевидно, из собственного экземпляра Pharmacopoeia Augustana (Аугсбург, 1613), содержащего многочисленные пометки на полях, каковой храниться нынче в Ягеллонской Библиотеке Кракова. С учетом того, что в Манифестах упор делается на излечении людей, данный факт, в свете связи с розенкрейцерством, представляется существенным.

Как то подтверждается архивными источниками Праги, в то время Сендивогий владел Белой Тинктурой. Некоторое ее количество он дал обоим своим хозяевам, и они сами смогли произвести трансмутацию: Лев из Левенштайна превратил некоторую массу ртути в серебро, а Коралек проделал то же самое с большим гвоздем и винтом из стены своего дома. Металл был тщательно исследован независимым химиком и найден чистым серебром. Сендивогий, тем не менее, отметил, что получил тинктуру от своего «наставника» из Египта, а не изготовил ее самостоятельно. Неизвестно, когда имела место трансмутация, которую с помощью тинктуры Сендивогия проделал Рудольф II, однако, очевидно, это произошло несколькими годами позднее, когда тот сам нашел способ изготовления Камня Философов. После этого Рудольф приказал поместить мраморную плиту с надписью «Faciat hoc quispiam alius quod fecit Sendivogius Polonus» на стене помещения, где это происходило. Известно, что впоследствии алхимик произвел еще ряд трансмутаций, включая превращение части серебряной пластины в золото в присутствии короля Сигизмунда III Васа Польского (пластину отправили во Францию, где изучили, установив ее высочайшую чистоту – Пьер Борель в своей Tresor de recherches et antiquites gauloises et francoises, опубликованной в Париже в 1655 году, называет ее «наипрекраснейшим примером трансмутации в наше время», поскольку золотая часть не является припаянной и отличалась от остального металла удельным весом). Особенный интерес, тем не менее, вызывает информация о том, что Сендивогий через Жана де ля Бланка, французского консула в Гданьске (Данциге), передал для его городского главы, Варфоломея Шахмана, превращенный в золото железный брусок. Это произошло приблизительно в 1611 году, и описано Адрианом Паули, доктором медицины и профессором данцигской гимназии, в Disputatio physica de metallis, опубликованной Андреасом Гунефельдтом, розенкрейцерским издателем Манифестов и в важной работе Юлиуса Шпербера, в 1617 году – в самый разгар розенкрейцерского фурора. Важно отметить, что Шахман обучался в Ягеллонском Университете Кракова в то же самое время, что и Сендивогий и, таким образом, может рассматриваться как его старый приятель.

Сендивогий продолжал свою дипломатическую деятельность на службе и Рудольфа II, и Сигизмунда III. Начиная, как минимум с 1599 года, он был секретарем последнего – кроме того, он владел в Кракове двумя домами, один из которых он унаследовал от своего отца, поэтому определенно должен был посещать этот город довольно часто. В сохранившемся письме, написанном в Варшаве королем Сигизмундом III и датированном 13 июня 1600 года, говориться: «Я посылаю Вашему Императорскому Высочеству Михаила Сендивогия для разрешения сложностей в Молдавии. Эта провинция всегда находилась под моей защитой…» (Интересно, что Альбрехт Лаский, приблизительно 35 годами ранее, пытался заполучить для себя молдавский трон, о возможности чего Джон Ди даже спрашивал позднее своих духов)[10]. С учетом самой сущности дипломатии мало что известно о результатах этой и прочих миссий, предпринятых алхимиком, однако, его способности должны были быть оценены весьма высоко, поскольку в 1608 году Георгий Мнишек (ум. в 1613), пфальцграф Сандомирцкий, поручил Сендивогию отправиться в Москву в связи с деятельностью Лжедмитрия, дабы склонить русскую аристократию принять последнего в качестве царя (он был зятем Мнишека). Задание, очевидно, весьма опасное, однако никаких его подробностей нам неизвестно.

Сендивогий был не только алхимиком в традиционном смысле этого слова, он имел интерес и к новым технологиям, факт, безусловно, заслуживающий внимания, поскольку Фрэнсис Йейтс, говоря о Ди, указывает на подобный интерес как на признак нового «просвещенного» мышления. Он работал вместе с Николаем Вольским, на тот момент придворным маршалом, а с 1613 года великим маршалом Польши, на его сталелитейных заводах и мануфактуре по производству игл, ножей, сабель, медных и латунных листов и т.д. Позднее, где-то в 1621 году, Сендивогий приступил к устройству в Силезии свинцовой шахты для нужд императора Фердинанда II, от которого получил жалование и несколько земельных наделов в Богемии.

Все описанные выше подробности жизни Сендивогия рисуют нам картину европейской знаменитости – дипломата, врача, техника и успешного алхимика. Кроме того, он был искатель приключений – факт, делающий его даже более притягательным в глазах своих современников. Хорошо известно дело Сетона, сам же Седивогий, как известно, оказывался в темнице, по крайней мере, дважды, и оба раза ему удавалось из нее ускользать. В 1607 году в Кракове он дрался на дуэли на шпагах с Пиком Завадским, доктором медицины из Ягеллонского Университета, известным своими антипарацельсианскими взглядами.

Тем не менее, стоит задать вопрос, действительно ли Сендивогий имел контакты с ключевыми фигурами, игравшими существенную роль в раннем розенкрейцерском движении. Как мы уже видели, он вполне определенно знал Ди и Келли, через их (а равно и его) покровителей Альбрехта Лаского и Виллема Роземберкского. Будучи привилегированным придворным Рудольфа II, Сендивогий должен был быть знаком с рядом других важных личностей, наиболее значимой из которых был Генрих Кунрат, который некоторое время пребывал при дворе Рудольфа II в качестве его личного врача и чей Amphitheatrum Sapientiae Aeternae впервые был издан в Праге в 1598 году при «привилегии и протекции» императора[11]. Работа, которую Фрэнсис Йейтс описывает, как формирующую «связь между философией, вдохновленной Ди, и философией розенкрейцерских Манифестов»[12]. В том же году Кунрат встречался с Ди в Бремене и был настолько воодушевлен им, что упоминает Monas Hieroglyphica и Aphorisms в позднейшем дополненном издании Amphitheatrum (Ганновер, 1609). Также заслуживает внимания тот факт, что, подобно Сендивогию, он не посвящал свои работы никому из могущественных покровителей. Это, вероятно, было отличительной чертой ранних «истинных розенкрейцеров» – в свете этого Ди представляется уже не вполне розенкрейцерской фигурой, в отличие от Кунрата. Кроме того, Кунрат представляет видение религиозной философии, связанной с магией, кабалой и алхимией, каковая обещает новый рассвет человечества, тема, впоследствии развитая Манифестами[13]. Однако, его работы «не получили слишком большого признания после первой публикации»[14] и он умер в 1605 году, поэтому его идеи должны были распространяться кем-то еще.

Иной ключевой фигурой является Освальд Кролль (1580-1609), другой врач Рудольфа II, а впоследствии Кристиана Анхальтского, который, согласно Фрэнсис Йейтс, был главным архитектором политических аспектов раннего розенкрейцерства. Она даже утверждает, что именно благодаря Кроллю эзотерические течения пражского двора были перенесены на Анхальт. Это подтверждается нападками на Манифесты Андрея Либавия, который часто ссылается на Кролля, как на принадлежащего той же школе мысли, и явно ассоциирует его розенкрейцерами[15]. Нам посчастливилось узнать, что Сендивогий был близким другом Кролля – они оба были врачами уже упоминавшегося пражского аристократа Людвига Коралека. В 1598 году он превратился в алкоголика (очевидно, это не современное новшество), результатом чего стала неизлечимая болезнь и, в конце концов, смерть Коралека в июне 1599 года. Поскольку Сендивогий был единственным врачом, остававшимся с ним до конца, его семья подала на него в суд как на виновника смерти. Одним из свидетелей на процессе был Кролль, который, понятно, защищал Сендивогия. Позднее в своей книге Basilica Chymica (Франкфурт, 1609, p.94) он назвал польского алхимика «Heliocantharus Borealis» – показательное имя, которое в контексте связи с розенкрейцерскими манифестами приобретает существенное значение. Его можно перевести как «Осиянный Северным Солнцем», но значение данной фразы можно понять, лишь обратившись к словам самого Сендивогия, сказанным им в предисловии к своему Трактату о Сульфуре (первая публикация - Кельн, 1613):

«Недалеки те времена, когда многие тайны Природы будут открыты людям. Грядет основание Четвертой или Северной Монархии; близка эпоха благоденствия; просвещение, Матерь Наук, в скорости будет явлено; взойдет Солнце, более яркое, нежели при трех предшествующих Монархиях и откроет множество скрытых тайн. Монархия сия (как предсказывали древние) Божьим Могуществом будет основана силою князя, наделенного всеми добродетелями, коий, как сказано, уже явился в эпоху нынешнюю. В сей северной области нашей зрим мы князя мудрости и мужества необычайного, коего ни один король не в силах превозмочь, ни в победах одержанных, ни в любви подданных и Господа».

«С Монархией сей, несомненно, откроет нам Господь тайн Природы поболе, нежели было во мраке язычества и под властью тиранов. Не по могуществу Монархий сих описывали их философы, но по расположению их и по части света, коей они правили. Поначалу были они на Востоке, затем на Юге, после же на Западе и, наконец, на Севере, о последней, ожидаемой в оных странах, подробно говорю я в своей «Гармонии».

«В сей грядущей с Севера полярной Монархии (как говорит Давид) соединяться воедино милосердие и истина, мир и справедливость облобызают друг друга, истина поднимется с земли, а справедливость взглянет с небес. Будет лишь один Пастырь и одна паства, а знание станет всеобщим достоянием, изгоняя зависть. С нетерпением ожидаю оного, томимый страстным желанием»[16].

Вполне вероятно, что данное пророчество о «всеобщей реформации» взято из Манифестов, точно передавая их дух. Весьма важно использование именно термина «Четвертая Монархия», столь значимого в розенкрейцерском контексте. Хорошо известны строки из Fama: «В политике признаем мы Римское Царство и четвертую монархию (Quartam Monarchiam) как за нашу, так и всех христиан главу. Хотя нам и известно, что за перемены предстоят и о них другим ученым Господним очень охотно сообщить желаем»[17]. Упоминание князя, который положит начало новой Монархии, довольно неожиданным образом подтверждает гипотезу Фрэнсис Йейтс, тогда как слова о «более ярком Солнце», которое воссияет, очевидно, отсылают к той же теме, что и утверждение из Fama, что «прежде, нежели взойдет Солнце, должна явиться и заблистать Аврора, некое сияние или божественный луч в небесах». Эта Аврора есть, естественно, Аврора Бореалис, знаменующая пришествие Северной Монархии, каковое предсказывает Heliocantharus Borealis.

Это все, что Сендивогий говорит здесь о грядущей реформации, для дальнейшего обсуждения отсылая читателя к другой работе, которая называется «Гармония». Еще раз она упоминается в Философских письмах как недавно отправленная некоему Брикию (Briquius) для публикации. Таким образом, было принято считать, что она утрачена, однако недавние исследования проф. Bugaj указывают, что она была напечатана Жаком Нусеманом (Nuysement) в Париже в 1618 году и впоследствии приписана ему[18]. Датировка писем затруднительна, однако наиболее вероятным годом является 1616, что подтверждает такую возможность. Вышло два английских издания данной работы, переведенных с латинского варианта Людвига Комбаха Робертом Тернером (Лондон, 1657 и 1658). У меня не было возможно ознакомиться с этой книгой, однако, если это и в самом деле Гармония Сендивогия, она должна иметь существенное значение для истории раннего розенкрейцерства. Поскольку Освальд Кролль в своей вышедшей в 1609 году книге назвал Сендивогия «Heliocantharus Borealis», он должен был познакомиться с теорией Четвертой Монархии и грядущих перемен, по крайней мере, за нескольких лет до этого, вероятно не позднее 1598-99 годов, когда они, как мы знаем, находились в тесном контакте. Интересно, что аналогичное наименование или звание для Сендивогия употребил Михаэль Майер в своей Symbola Aureae Mensae (Франкфурт, 1617), что демонстрирует, что подобные представления были хорошо известны в кругах алхимических философов того времени. Майер лично знал Сендивогия, однако, они должны были встречаться позднее, поскольку, как он сам упоминает, покинул свой родной Гольштейн лишь в 1608 году[19], если не познакомились в Альтдорфе или Ростоке, где оба учились.

Трудно сказать, кто был тем «великим князем», которого имеет в виду Сендивогий. Им мог быть Владислав IV Васа, сын короля Сигизмунда, какового его амбициозный отец рассматривал, как будущего короля Польши, Швеции и Московии. Но также может быть, что Сендивогий посещал Гайдельберг во время одного из своих путешествий по Германии и был впечатлен его оккультной атмосферой, начав рассматривать пфальцграфа Фридриха V, как будущего главу Четвертой Монархии. Не исключено, что его идеи были вдохновлены Кристианом Анхальтским (либо через Освальда Кролля, либо при непосредственной встрече с Сендивогием) в русле политических планов, связанных с молодым электором. В любом случае, вполне очевидно, что исходный импульс проистекал из учения Сендивогия.

В 1604 году в Праге и Франкфурте были опубликованы De Lapide Philosophorum Tractatus duodecim или Двенадцать трактатов о Камне Философов. В Праге в тот же год вышло два издания, а Рудольф II приказал перевести книгу также и на чешский[20]. Она вызвала в Европе такой большой интерес, что в последующие годы появились ее многочисленные переиздания, продолжавшиеся вплоть до восемнадцатого века, которых в общей сложности насчитывается более 50. Однако Сендивогий не искал славы: его имя на книге было в виде анаграммы «Divi Leschi Genus Amo» (Лехус или Лех, так звали легендарного основателя Польши) и она не была посвящена Рудольфу или кому-либо еще из покровителей. В своем предисловии к Притче, или Загадке Мудрецов, добавленной в конце, Сендивогий писал:

«Ежели вы спросите, кто я: я – Комополит, гражданин мира. Ежели вы со мной знакомы и желаете оставаться добрыми и благородными людьми, сохраните мое имя в тайне. Ежели вы меня не знаете, воздержитесь от разыскания имени моего, ибо я не придам огласке ничего сверх того, что наличествует в писаниях сих. Поверьте мне, ежели положение мое и место не были бы таковыми, каковы они есть, я не наслаждался бы ничем, кроме одинокой жизни, либо же присоединился бы к Диогену в его бочке. Ибо нахожу я мир сей полным суеты, жадности, жестокости, продажности и беззакония; и наслаждаюсь зрелищем славной жизни грядущей. Не удивляюсь я более, как некогда было, тому, что истинный Мудрец, несмотря на то, что обрел Камень, не заботиться о продлении жизни; поскольку ежедневно перед глазами своими созерцает небеса, как видите вы лицо свое в зеркале. Когда Господь дает вам желаемое, вы уверуете в сказанное мною, и не явите себя миру»[21].

Эти строки поясняют причины оставаться в неизвестности в выражениях очень сходных с теми, что имеются в конце Confessio, иные же, в предисловии и заключении к De Lapide Philosophorum имеют сильное сходство с завершающими абзацами Fama.

Книга, должно быть, попала в руки Фридриху Вюртембергскому, который, также вероятно под влиянием сведений о транмсмутациях, проведенных Сендивогием, вступил с алхимиком в переписку, приглашая его посетить Штутгарт. В конце концов, Сендивогий согласился и приехал летом 1605 года вместе со своим секретарем и несколькими слугами. Герцог принял его с большим радушием, имел с ним длительные беседы во дворцовых садах и недвусмысленно спросил его, может ли он присутствовать при подлинной транмутации. Сендивогий потребовал от Фридриха клятву сохранить все, что тот увидит, в тайне (последний потом преклонялся перед алхимиком) и провел две трансмутации ртути в золото. Герцог был настолько потрясен, что отдал Сендивогию поместье Найдлинген, которое ранее принадлежало его придворному алхимику Гансу Генриху Муленфельсу, что имело плачевные последствия, поскольку Муленфельс схватил Сендивогия и лишил его всего имущества. Данное происшествие не имеет для нас здесь особого интереса[22], достаточно будет сказать, что Сендивогий сумел сбежать, в дело вмешались и император Рудольф и король Сигизмунд, и в 1607 году после суда Муленфельс был повешен.

Другим человеком, у которого Сендивогий гостил в Штутгарте, был канцлер герцога, Конрад Шулер, каковой предложил алхимику остаться при дворе навсегда. Интересно, что, по всей видимости, там в 1605 году была издана De Lapide Philosophorum с предисловием, написанным упомянутым Конрадом Шулером и адресованным германским князьям. Это, вероятно, наиболее прямая связь не только между Сендивогием и политическими замыслами Протестантской Лиги, но между ними и розенкрейцерством. К сожалению, никаких подробностей по поводу этой, по-видимому, весьма редкой книги не известно. Посещение Сендивогием Штутгарта даже более важно для его возможных контактов с участниками тюбингенского кружка Иоганна Валентина Андреэ. Последнему в то время было 19 и он должен был слышать о великом алхимике и философе, посетившем герцога и проведшем трансмутации, особенно с учетом того, что случай с Муленфельсом был придан широкой огласке по всей Европе. Вполне вероятно, что Сендивогий также посещал университет Тюбингена и встречался с его студентами. На самом деле есть косвенное доказательство тому, что он был там весьма популярной фигурой – вышедшие примерно через сорок лет после этого книги Иоганна Гарпрехта (1610-1660), который именовал себя «Filius Sendivogii». Он был сыном профессора юриспруденции Тюбингенского университета и, как утверждает в своей книге Geschichte der Alchemie (Галле, 1832) Карл Шмидер, будучи ребенком, всегда слушал рассказы о Сендивогии и его трансмутациях, решив, благодаря им, посвятить себя алхимии. Другие авторы даже утверждают, что он являлся зятем Сендивогия, однако, очевидно, что такое утверждение хотя и притягательно, однако не имеет прямых доказательств.

О деятельности Сендивогия между 1608 (когда он, как уже говорилось выше, отправился с дипломатической миссией в Москву) и 1616 годами, то есть в ключевой для раннего розенкрейцерства период, к сожалению, ничего не известно. Мы можем лишь предположить, что он останавливался в Кракове и Праге, где должен был встречаться с Михаэлем Майером, а также, что он, вероятно, нанес несколько визитов германским князьям, поскольку в 1616 году мы встречаем его в Марбурге. Однако, до этого, в 1614 и 1615 годах, в Касселе увидели свет два Манифеста.

Как уже отмечалось, некоторые сходные черты можно обнаружить между общим стилем и отдельными фрагментами первых розенкрейцерских публикаций с одной стороны и утверждениями, содержащимися в предисловии и эпилоге к трактатам Сендивогия. Кроме того, важно отметить, что в качестве даты открытия гробницы Кристиана Розенкрейца обозначен 1604 год, год публикации De Lapide Philosophorum (в таком же ключе часто упоминается Naometria Симона Студиона, которая была завершена в 1604 году). Но это еще не все. Вся теория о влиянии Джона Ди на Манифесты строиться Фрэнсис Йейтс исключительно исходя из того факта, что Consideratio Brevis Филипа Габеллы, по отношению к которой Confessio является простым приложением или дополнением, было основано на Monas hieroglyphica Ди (по сути приводя из нее дословные цитаты). Как утверждает Фрэнсис Йейтс: «Вдохновленная Ди Consideratio Brevis и ее молитва, как кажется, абсолютно усвоена розенкрейцерским Манифестом, как неотъемлемая его часть, это показывает, что «более секретная философия», стоящая за розенкрейцерским движением, была философией Джона Ди, как она изложена в его Monas hieroglyphica». Но лишь часть этой работы базируется на Monas Ди, тогда как остальное носит чисто алхимических характер, и его исток не получил объяснения ни у Йейтс, ни у кого бы то ни было еще. По сути же, очевидно, что оно основывается на De Lapide Philosophorum Сендивогия! Там присутствует множество утверждений либо напрямую оттуда заимствованных, либо суммирующих его фрагменты, либо же говорится о тех же самых вещах только иными словами. Например, отрывок из последнего параграфа 5 главы, начинающегося словами «Если бы Гермес, отец философии, вернулся бы сегодня к жизни…» взят со второй страницы Первого Трактата, описание же труда Природы резюмирует учение Сендивогия. Кроме того, объяснение по поводу Меркурия и его роли в Природе, изложенное в 6 главе, демонстрирует глубокое понимание теорий Сендивогия о «нашей воде, которая не смачивает рук», которая множество раз упоминается в De Lapide Philosophorum [24].

Однако есть один приводимый дословно фрагмент – последний параграф 6 главы, который заимствован из Пятого трактата с добавлением вступительной фразы: «Как часто я говорил свои сынам знания и мудрости…». Таким образом, у нас имеется цитата, вводимая от первого лица! Более того, введена она в любимой Сендивогием форме обращения к читателям и собратьям-алхимикам: «сыновья знания и мудрости». Кто, следовательно, произносит эти слова? Филип Габелла, конечно, но о его личности ничего не известно, и Фрэнсис Йейтс утверждает, что это, должно быть, псевдоним, имеющий отношение к «Кабале». Мог ли сам Сендивогий написать весь текст? Это представляется вполне возможным – он был знаком с философией Ди и, вероятно, снова посещал Тюбинген между 1608 и 1615 годами. Однако, возникает вопрос, в самом ли деле он был движущей силой, стоящей за розенкрейцерскими Манифестами или только прообразом мастера, которым восхищались розенкрейцеры и которого приняли в качестве прототипа Кристиана Розенкрейца? Вопрос этот останется на время без ответа, хотя мы можем рассматривать последнее предположение как наиболее вероятную возможность.

Философские Письма Михаила Сендивогия наиболее вероятно писались в 1616 году из Брюсселя и адресовывались новому участнику Общества Неизвестных Философов Кабалы («novo Cabalae Philosophorum Incognuorum dignissimo Sodali») в Париже. Их печатная версия появилась на французском, немецком и латинском языках, кроме того, было несколько рукописных копий английского перевода [25], по крайней мере, одна из которых была озаглавлена Письма Михаила Сендивогия Розенкрейцерскому Обществу [26]. По-видимому, они представляли собой не просто литературную форму, но на самом деле являлись письмами, на которые были получены ответы. В первом из них Сендивогий говорит: «Я посылаю тебе статуты нашего Общества на латыни», что звучит наиболее интригующе.

Еще одна интересная деталь касательно писем заключается в том, что в некоторых вариантах в конце имеется «Иероглиф Общества Неизвестных философов» (или «Розенкрейцерского Общества» в экземпляре Мэнли Палмера Холла). Но в трех случаях они абсолютно отличны: в парижском издании 1691 года – это «Трезубец Нептуна» (который выглядит скорее как греческая буква Пси), окруженный двумя перьями, в латинском манускрипте – это буква М в круге, пересеченная горизонтальной чертой, тогда как в английской рукописи М.П. Холла – четыре круглые фигуры, взятые из Якоба Беме. Этот последний случай не представляет интереса, поскольку принадлежит 18 веку, Нептун же явственно упоминается в Притче Сендивогия, а буква М с некоторыми добавлениями является, помимо прочего, ведущим образом розенкрейцерской печати, воспроизведенной Михаэлем Майером в Themis Aurea [29].

Касательно авторства писем имеются некоторые сомнения, однако все известные манускрипты и ранние издания приписывают их Сендивогию. Заглавие обычно указывается как Apographum Epistolarum Michaelis Sendivogii seu J.J.D.J. Cosmopolitae vulgo dicti, практически точь-в-точь как в редакции Ж.Ж. Манже в его Bibliotheca chemica curiosa (Женева, 1702). Четыре инициала, которые не расшифровываются в других изданиях, раскрыты на полях парижской редакции 1691 года и в манускрипте Bibliotheque de Carpentras как «Жан Жоашен Дестингель д`Энгрофон». Поскольку о подобной личности ничего не известно, Робер Амаду считает, что это псевдоним, однако не может дать ему объяснения. Хорошо известно, что Сендивогий имел склонность к анаграммам собственного имени – свою первую книгу он подписал «Divi Leschi Genus Amo», а Трактат о Сульфуре имел анаграмму «Angelus Doce Mihi Jus» (Ангел, обучи меня закону). Так можно ли и этот псевдоним объяснить подобным образом? Действительно, IOACHIMUS D'ESTINGUEL есть прекрасная анаграмма MICHAEL SENDIVOGIUS, в которой использованы все буквы и каждая только раз! Это не может быть совпадением, даже, несмотря на то, что не объясняет оставшуюся часть имени.

Таким образом, очевидно, что тайное Общество Неизвестных Философов было, вероятно, основано, Михаилом Сендивогием и что он существенно повлиял (а, может быть, даже сам его написал) на Consideratio Brevis, раскрывающий философию и алхимию, стоявшие за истоками розенкрейцерского движения. В настоящее время не представляется возможным точно указать, являли ли эти общества одно и то же, однако, на таковую возможность определенно указывают имеющиеся свидетельства.

После Манифестов имели место многочисленные публикации, в основном письма, адресованные розенкрейцерскому братству, с целью установить с ним контакт. Одним из самых для нас интересных является то, что написано Иоахимом Морсием (1593-1643), которое считается выражением «розенкрейцерского образа мышления»[30]. Его заголовком значилось Anastasii Philareti Cosmopolitae Epistola Sapientissime FRC Remissa. Philadelphia: Harpocrates. Это звучит, как если бы он сказал: «Я – тоже Космополит и, подобно, Гарпократу, я могу хранить тайну», что явственно напоминает замечания Сендивогия в De Lapide Philosophorum: «Если вы спросите, кто я такой: я – Комополит» и «Я не испытываю сомнений, что есть множество людей праведной жизни и чистой совести, каковые в тайне владеют великим даром Божьим. Я молю и заклинаю их, чтобы хранили они молчание, подобно Гарпократу»[31]. Таким образом, Морсий, вероятно, чувствовал, что между учением Сендивогия (чье имя он, предположительно, еще не знал) и розенкрейцерскими Манифестами должна быть некая связь.

Кроме того, стоит принять во внимание, что хотя Манифесты впервые были опубликованы в Касселе, вскоре они были переизданы другими издателями, в числе которых наиболее важными были Иоганн Брингер из Франкфурта и Андреас Гунефельдт из Данцига / Гданьска. Брингер выпустил в 1615 году несколько изданий Confessio, которую он собственноручно перевел на немецкий, а также датскую и французскую версии. В том же году в Марбурге появилось факсимиле брингеровского издания, озаглавленное Fama Fraternitatis R.C. Ohne Reformation. Zeile auf Zeile Bringer's Ausgabe folgend (как мы далее покажем, Сендивогий посещал Марбург год спустя). Помимо этого, Брингер являлся основным издателем писем и памфлетов, которые наводнили Европу в ответ на Манифесты, начало которым было положено уже в 1613 году с Epistola ad Reverend. Fraternitatem R.-C. и в 1614 с Assertio Fraternitatis R.C. quam Rosae Crucis vocant etc. Рафаэля Эглина, оба они, как кажется, были опубликованы до Fama, которая тогда ходила в рукописном виде. В таком контексте вполне выразительным выглядит факт того, что Брингер был также и издателем редакции 1611 года (т.е. в период, когда Fama была, предположительно, впервые напечатана) De Lapide Philosophorum Сендивогия, экземпляр которой имеется в библиотеке тюбингенского университета![32]

Я уже говорил об отношении Сендивогия к Данцигу / Гданьску и косвенной связи с Гунефельдтом, однако, был еще один издатель розенкрейцерских текстов, о котором следует упомянуть, его звали Лазарь Цецнер из Страсбурга, он в 1616 году напечатал Chymische Hochzeit Christiani Rosencreutz или Химическую Свадьбу, а также некоторые «отклики». Этого издателя, очевидно, предпочитали как Сендивогий (7 изданий его работ с 1613 по 1628 г.г.), так и Андреэ (некоторые его работы, включая Turris Babel, Mythologiae Christianae и Christianopolis). Menippus последнего в качестве места издания указывал «Космополис», что вполне может быть прямой аллюзией на Сендивогия.

Как уже говорилось, биография Сендивогия имеет «лакуну» между 1608 и 1616 годами. Вполне точно можно утверждать, что время от времени он останавливался в Праге и Кракове, поскольку там он имел дома и поместья. В Праге он, очевидно, встречался с Михаэлем Майером, бывшим в тот период врачом Рудольфа II. В 1616 году мы обнаруживаем его посещающим лабораторию Иоганна Гартмана (1568-1631) в Марбурге, а также, вероятно, двор ландграфа Морица Гессе, где теперь служил Михаэль Майер. Гартман был другом Майера [33] и известным химиком, которого ландграф Мориц произвел в «Профессора Химиатрии» в 1609 году. Из его сохранившегося дневника известно, что в 1615 году среди его студентов был Симон Батковский из Польши, алхимик и друг Сендивогия, которого, предположительно, можно идентифицировать с «Бадовским», его личным секретарем, с которым Сендивогий побывал в Штутгарте. Эксперименты и производство лекарств в Марбурге основывались на рецептах из Basilica Chymica Освальда Кролля, еще одного друга Сендивогия. Польский алхимик, очевидно, посещал Марбург в качестве почетного гостя – вероятно даже приглашенного ландграфом Морицем, чья обширная переписка с алхимиками того времени сохранилась до сих пор и может пролить свет на эти события. Стоит напомнить, что он был тесно связан с пфальцграфом Фридрихом и герцогами Анхальта и Вюртемберга, и именно в принадлежавшем ему Касселе впервые были напечатаны Манифесты.

Символическое изображение Сендивогия в тексте Symbola aureae mensae, демонстрирующее его облаченным в традиционное одеяние польского дворянина, в 1624 году было использовано Даниэлем Штольцием, пражским учеником Майера, в его Viridarium Chymicum (и еще однажды, на этот раз без 11 гравюр, как фронтиспис посмертно опубликованной Subtilis Allegoria Майера) Поэма Штольция, сопровождающая его, гласила:

Михаил Сендивогий, Поляк

Хотя имя это в прошлом Было сокрыто, Слава его теперь рассеивает тьму,

Как и должно быть, по справедливости.

Прага в Богемии Весьма признавала его труды. Он написал двенадцать книг Чрез кои обучал.

Он говорил: Сам Сатурн должен увлажнить землю, если она, дорогие солнце и луна, будет нести ваши прекрасные цветы [35].

Впервые имя алхимика было открыто в 1613 году, когда три его работы под общим названием Tripus Chymicus Sendivogianus были изданы в Страсбурге, однако, судя по всему, было изъято самим Сендивогием, поскольку прочие издания его трактатов в последующие годы оставались анонимными до второй аналогичной публикации 1621 года и окончательно разоблачено в Эрфуртском издании 1624 года Michaelis Sendivogi Poloni Lumen Chymicum Novum с комментариями Иоганна Ортелия, которые позднее были подвергнуты суровой критике в страсбургском издании Tripus Chymicus 1628 года, вероятно со стороны самого Седивогия.

Штольций был уроженцем Праги и определенно знал самого Сендивогия, так, что утверждение о том, «Прага весьма признавала его труды» не может быть преувеличением, но скорее выражением его восхищения. Тем не менее, наиболее интересным является тот факт, что четыре года спустя, в Hortulus Hermeticus (1627), он более не упоминает Сендивогия по имени, но возвращается к термину Майера, «Анонимный Сарматский Химик» [36]. Кажется, что после появления первой книги, его как будто попросили не раскрывать личность Сендивогия.

По сути, имеются и примеры подобного рода воздержания от упоминания его имени авторами, которые определенно были с ним знакомы. Наиболее интересен случай Джона Джонстона (1603-1675), историка, родившегося в Польше в шотландской семье, который был другом Коменского, посещал Роберта Фладда и Джона Хьюньяда (Hunyades) в Англии и имел множество иных связей, каковые, по всей вероятности, позволяют отнести его к розенкрейцерам второго поколения. В своей Naturae Constantia (Амстердам,1632, p.81), после некоторых кратких замечаний относительно достижений различных современных алхимиков, включая Келли, Сетона, Кролля и Хьюньяда, он завершает этот короткий раздел очень существенным замечанием: «Кроме того, я убежден, что каждый знает, что некий польский врач делал для оживления планет». Это выглядит так, как будто розенкрейцеры не могли упоминать имя Сендивогия!

Следующее известное событие из жизни Сендивогия – пребывание его в Пруссии в 1619 году, где он осуществил некоторые алхимические эксперименты. Более об этом путешествии ничего неизвестно, однако, стоит отметить, розенкрейцерские центры в Данциге / Гданьске и Эльбинге / Эльблаге (с Самуэлем Гартлибом и Джоном Дьюри) располагались в этой области Польши, и что секретарь и друг Сендивогия – Симон Батковский – был уроженцем Пруссии. Кроме того, наиболее раннее упоминание розенкрейцеров в польской литературе имеется в поэме Theatrum diabolorum Яна Боравского, польского протестантского пастора из небольшого города Бродница / Штрассбург в Пруссии, которая была опубликована в 1621 году.[37]<…>

С одной стороны это свидетельствует о том, что даже провинциальный священник из Пруссии слышал о розенкрейцерах, с другой стороны – то, что тема эта была предметом насмешек и остроумной сатиры. По-видимому, впервые книга была издана в Польше не позднее 1607 года, однако, я не могу подтвердить этого, т.к. не проверил, было ли оно подлинным. Если – да, то это должно быть наиболее раннее упоминание розенкрейцеров, опередившее Fama на семь лет!

Также вполне вероятно, что путешествие имело некоторые дипломатические аспекты – это был тот год, когда началось непродолжительно правление «Зимнего Короля» Фридриха в Праге – городе, с которым на протяжении всей своей жизни Сендивогий был тесно связан. Нам не известно, на чьей стороне в этом конфликте был Сендивогий, однако, очевидно, он был выше политических и религиозных различий (подобно Джону Ди, который не был против принять святое причастие на римокатолической мессе в Кракове), будучи в то же время пленен перспективой реализации своих мечтаний о «Monarchia Borealis», которая казалась уже близкой. Позднейшие тесные связи Гартлиба, Дьюри и Коменского с двором Елизаветы в Гааге, очевидно, свидетельствует о том, что Пруссия имела существенное значение, возможно даже близкое к Богемии.

В трагедии 1620 года Польша старалась сохранять нейтралитет. Хотя обе жены короля Сигизмунда принадлежали династии Габсбургов, польская аристократия в большинстве своем занимала антигабсбургскую позицию. Она чрезвычайно гордились демократической системой выбора королей Польши и выступала за введение подобного установления в Богемии и Венгрии. Некоторые некатолические магнаты поддерживали прямые контакты с пфальцграфом Фридрихом V, наиболее важным из которых был Рафаль Лежинский (кальвинист, получивший образование в Англии), покровитель Каминского и Джона Джонстона, благодаря которому в Польше появились Богемские Братья, а также князь Януш Радзивилл, лютеранин, зять Кристиана Анхальтского и друг Фридриха. Интересно, что придворный врач и поэт последнего, Даниэль Наборовский, написал прекрасную поэму под названием Об очах английской принцессы, что вышла замуж за Фридриха, пфальцграфа Рейнского, выбранного королем Богемии (опубликована в 1621 году). Поскольку поэма была написана на польском, «Зимние Король и Королева» и их дело должны были быть хорошо известны и определенно пользовались поддержкой некоторых могущественных польских магнатов. Ходили даже слухи, что Сигизмунд III Васа лишиться трона, а пфальцграф Фридрих займет его место[38].

Почти точно можно утверждать, что у Сендивогия были контакты и с Коменским, и с Гартлибом, так как в 1631 году их общий друг – Киприан Киннер – отклонил предложение стать ректором Раковинанской Академии и школы Клаузенбурга, дабы принять приглашение «барона Михаила Сендивогия» к императорскому двору в Праге. Там он выполнял для Сендивогия некоторые поручения и по его просьбе был пожалован дворянским титулом императором Фердинандом II [39]. Упоминание Раковианской Академии, основанной польскими социнианами (арианами) представляет дополнительный интерес в свете того факта, что Генрих Нойгузий в своей Pia et utilissima admonitio de Fratribus Rosae Crucis (Данциг, 1618) утверждал, что розенкрейцеры были социнианами [40]. Одним из ведущих социниан был Ярош Иероним Москоржовский (умер в 1625 году), аристократ, написавший несколько социнианских книг, к тому же глубоко интересовавшийся алхимией и располагавший собственной лабораторией [41]. Помимо этого, есть еще несколько точек пересечения с этим религиозным движением, имевшем целью общественные преобразования, одной из наиболее интересных был Томас Сегет, шотландец, посещавший польские социнианские центры в 1612 году и бывший другом величайшего польского поэта того времени – Симона Симоновича (или Симона Симонида), также как и нескольких известных социнианцев, включая Мартина Руара и Самуэля Пржипковского. Сегет передал рукопись латинских поэм Симоновича Иоахиму Морсию (тому самому, который взял псевдоним «Космополит», когда публиковал свой ответ на Fama) для публикации, каковая, в конечном счете, принесла Симоновичу европейскую известность. Кроме того, Сегет находился в дружбе с Рафаэлем Эглином из Марбурга, автором второго из самых ранних ответов – опубликованного ранее Fama. Однако, наиболее существенный момент заключается в том, что в 1612 году Симонович написал Сегету из Праги (где Сендивогий был известным человеком), что они могли бы сообщаться через Николая Вольского – покровителя и друга Сендивогия в течении всей своей жизни [42].

О позднейшей жизни Сендивогия известно мало, за исключением сведений о различных поместьях, которыми он владел в Богемии и Польше (Краков). После 1620 года он служит новому императору Фердинанду II и становиться его канцлером с согласия короля Сигизмунда III Польского. Время от времени он посещает Краков и совершает, наконец, путешествие за границу – в 1623 году в Италию – где завязывает знакомство с Ионом Брожеком (1585-1652), польским математиком и физиком, впоследствии ректором Ягеллонского университета.

Кроме того, следует упомянуть курьезный инцидент, о котором упоминает один из ранних биографов Сендивогия – анонимный автор Vita Sendivogii Poloni nobilis baronis, который называет себя адвокатом Сендивогия. Он сообщает, что когда Сендивогий жил в Краварце, он получал письма и принимал у себя ученых со всей Европы и среди них прибыли два человека, старый и молодой, которые отрекомендовались как представители «Societas rosae crucis» и пригласили алхимика присоединиться к своему братству. Хотя Сендивогий и не согласился, позднее на немецком вышла книга Rhodostauroticum, в которой он упомянут в качестве члена, но его имя не называлось. Все это звучит скорее мистически, однако, вполне возможно, что эти двое были связаны с фальшивым Розенкрейцерским Орденом Филиппа Цайглера, который титуловал себя «Королем Иерусалима» и действовал во Франции, Нидерландах и Англии между 1623 и 1626 годами, создавая структуры, которые именовал «Розенкрейцерскими Коллегиями»[43]. Книгой, упоминавшейся в этом сообщении, должна была быть Echo Colloquii Rhodostaurotici Бенедикта Гилариона, о котором ничего более не известно. Поскольку она вышла в 1622 году и описывала «Коллегии» розенкрейцеров, она должна была происходить из круга Цайглера или даже написана им самим. Как утверждает А.Э. Уэйт [44], автор перечислял людей, принятых в Орден, указывая их инициалы, а книга впервые была издана в Германии, что подтверждается информацией из Vita Sendivogii. Весь этот эпизод явно наводит на мысль о том, что Сендивогию была известна истина относительно розенкрейцерских Манифестов, и именно поэтому он отказался присоединиться к группе Цайглера.

Умер Сендивогий в 1636 году. Но образ величайшего алхимика «Эпохи розенкрейцеров» пережил его и сделал его труды особенно знаменитыми в 17 и 18 столетиях. Нет нужды перечислять тех поздних алхимиков, которые весьма высоко ценили Сендивогия (подобно сэру Исааку Ньютону), достаточно отметить, что манускрипт D.O.M.A., более известный в своей печатной версии как Geheime Figuren (Альтона, 1785-88), который можно считать Fama 18 века, содержит единственную не заимствованную из Библии цитату – она, очевидно, происходит из De Lapide Philosophorum Сендивогия [45].

Кроме того, слава Сендивогия порождала и народные легенды – и по сей день в его родном городе Nowy Sacz, как утверждают, в канун каждого нового года на рыночной площади появляется его призрак. Он идет вдоль нее и разбрасывает золотые монеты. Не в пример прочим привидениям, Сендивогий приносит удачу тем, кому посчастливиться его увидеть – и в городе есть люди, которые клянутся, что лицезрели его [46]. Хотя доказательства, приведенные в данной статье неоднозначны, они определенно указывают на возможность, которая ранее не бралась в расчет – то, что Михаил Сендивогий мог послужить прообразом для Кристиана Розенкрейца и что он определенно был тесно связан с истоками розенкрейцерского фурора, что охватил Европу в начале 17 столетия и который можно почувствовать даже сегодня. Возможно, дальнейшее изучение и исследование архивных источников, в особенности переписки Сендивогия с правителями и алхимиками того периода, выведет на свет какую-то даже более откровенную информацию.

Перевод: © Дм. Хованский

--------------------------------------------------------------------------------

[1] публикуется с незначительными сокращениями

[2] Frances A. Yates, The Rosicrucian Enlightenment, Boulder 1978 edition, p.39.

[3] И хотя Питер Дж. Френч в своей книге John Dee. The World of an Elizabethan Magus (London 1972, p.52) говорит о том, что «Джон Ди проявлял к медицине далеко не мимолетный интерес», единственное доказательство этому – то, что он имел множество работ Парацельса в своей библиотеке (которая, стоит полагать, была «крупнейшей библиотекой елизаветинской Англии»). С другой стороны Френч не упоминает ни одного случая деятельности Ди в качестве врача.

[4] Rafal T. Prinke, "Michael Sendivogius - Adept or Impostor?", The Hermetic Journal 15. Книга проф. Roman Bugaj Michal Sedziwoj (1566-1636). Zycie i pisma (Wroclaw 1968) - результат исследования, которому ученый посвятил всю свою жизнь, основывалась на первоисточниках. Она по-прежнему остается основополагающей биографией и вполне заслуживает перевода на английский. Вся информация о жизни Сендивогия, имеющаяся в данной статье, за исключением специальных ссылок, приводится по этой работе.

[5] Ryszard Gansiniec («Krystalomancja» в Lud vol.XLI, part 1, 1954, p. 305) упоминает замечание Ди относительно этого, однако не указывает его источник. Им может быть лишь A True and Faithful Relation Мэрика Казобона, либо The Private Diary of Dr. John Dee Дж. О. Холливелла, поскольку автор ссылается на них в других местах.

[6] Herman Zdzislaw Scheuring, Czy krolobojstwo? Krytyczne studium o smierci krola Stefana Wielkiego Batorego, London 1964.

[7] Проф. Bugaj считает, что Сендивогий впервые познакомился с трактатами Бернара из Тревизо, впоследствии одного из наиболее почитаемых им алхимиков, в чешском переводе Родовского. В одном из рукописных трудов Родовского (ныне находится в библиотеке Национального Музея Праги) имеется, помимо прочего, описание видения Бернара, которое по многим пунктам напоминает Parabola Сендивогия.

[8] Кроме того, он должен был получить титул барона, который он использовал, от Рудольфа, т.к. в Польше не было аристократических титулов.

[9] Тольде даже называли «тайным руководителем розенкрейцерского ордена», однако прямых доказательств этому нет.

[10] John Dee, Five Books of Mystical Exercises, ed. by Joseph Peterson, Silian 1985, p.232.

[11] Roman Bugaj, op.cit., p.75.

[12] Frances A. Yates, op.cit., p.38.

[13] Ibid.

[14] Комментарии Дж.Б. Крэйвена к Кунрату в The Amphitheatre Engravings of Heinrich Khunrath ed. by Adam McLean, Edinburgh 1981, p.12.

[15] Frances A. Yates, op.cit., p.52-53.

[16] Английская версия данного фрагмента, опубликованная А.Э. Уэйтом в The Hermetic Museum (переизданном Llanerch Enterprises в 1989 году), слегка сокращена. Приведенная цитата основывается на вышедшем в 1616 году в Кельне и переведенном на польский Roman Bugaj издании собрания сочинений Сендивогия (Michal Sedziwoj, Traktat o kamieniu filozoficznym, Warsaw 1971).

[17] Цит. по: Fama Fraternitatis // Андреэ, Иоганн Валентин. Химическая Свадьба Христиана Розенкрейца в году 1459. – М., 2003. С.149 – Прим.пер.

[18] Личное сообщение проф. Bugaj.

[19] J.B. Craven, Count Michael Maier, Kirkwall 1910, p.1.

[20] Рукопись данного перевода, выполненного Й.Б. Бруком Ротенперкским, была завершена в 1605 году и была переплетена с печатной версией на латыни. Сегодня она находится в библиотеке Национального Музея в Праге.

[21] См. Касательно Секретов Алхимии и иные трактаты из Герметического Музея, Llanerch Enterprises 1989, p. 128.

[22] Оригинальные документы суда над Муленфельсом, датированные 28 июня 1606 года, были опубликованы К.Г. фон Мурром в Litterarische Nachrichten zu der Geschichte des sogenannten Goldmachens, Leipzig 1805, p. 54-79. Некоторые дополнительные материалы также имеются в Hauptstaatsarchiv в Штутгарте.

[23] Frances A. Yates, op.cit., p.47.

[24] Я в долгу перед Кристофером Эттоном за его перевод Consideratio Brevis (The Hermetic Journal, 1989, p.79-97), который сделал возможным это важное открытие.

[25] Как мне сообщил Адам МакЛейн.

[26] В собрании Мэнли Палмера Холла – см. Ron. Charles Hogart, Alchemy. A Comprehensive Bibliography of the Manly P. Hall Collection of Books and Manuscripts, Los Angeles 1986, p.297.

[27] Traitez du Cosmopolite nouvellement decouverts ou apres avoir donne unde idee d'une Societe de Philosophes, on explique dans plesieurs Lettres de cet Autheur la Theorie& la Pratique des Veritez Hermetiques, Paris 1691.

[28] «Le «Philosophe inconnu» et les «Philosophes inconnus» в Les Cahiers de la Tour St.Jacques, 1961.

[29] Michael Maier, Laws of the Fraternity of the Rosie Crosse (Themis Aurea) факсимиле английской редакции 1656 года воспроизведено М.П.Холлом, Los Angeles 1976.

[30] Christopher McIntosh, The Rosy Cross Unveiled, Wellingborough 1980, p.58-9. См. также Ron Heisler, "Rosicrucianism: The First Blooming in Britain", The Hermetic Journal 1989, относительно информации по поводу контактов Морсия с английскими розенкрейцерами.

[31] См. Concerning the Secrets of Alchemy, op.cit., p.128, 126.

[32] Относительно подробностей библиографии ранних розенкрейцерских изданий см. Adolphe Peeters-Baertsoen's Bibliographie des Ouvrages Imprimes et Manuscrits qui ont paru sur la Franc-Maconnerie, les Rose-Croix, etc., которая была по частям опубликована в приложении к Revue International des Societes Secretes в первое десятилетие минувшего века.

[33] Ron Heisler, "Michael Maier in England", The Hermetic Journal 1989, p.119.

[34] См. Concerning the Secrets of Alchemy, op.cit., p.143.

[35] Переведено по: Paul Allen (ed.), A Christian Rosenkreutz Anthology, Blauvelt 1981, p.461.

[36] Эмблема 135. См. The Hermetic Garden of Daniel Stolcius tr. by Patricia Tahil and edited by Adam McLean, Edinburgh 1980, p.144.

[37] См.: Roman Bugaj, Nauki tajemne w Polsce w dobie odrodzenia, Wroclaw 1976, p.142.

[38] Adam Szelagowski, Slask i Polska wobec powstania czeskiego, Lwow 1904.

[39] G.H. Turnbull, Hartlib, Dury and Comenius. Gleanings from Hartlib's Papers, London 1947, p.384. Я выражаю благодарность Рону Хайслеру за то, что он обратил мое внимание на данный источник.

[40] См. Frances A. Yates, op.cit., p.98.

[41] Roman Bugaj, Michal Sedziwoj, op.cit., p.46.

[42] Otakar Odlozilik, "Thomas Seget: A Scottish friend of Szymon Szymonowic", Polish Review, vol.11, no.1, 1966. Эта информация, помимо прочего, была предоставлена и Роном Хайслером.

[43] См. Ron Heisler, "Rosicrucianism: The First Blooming in Britain", op.cit., p.52.

[44] Arthur Edward Waite, The Brotherhood of the Rosy Cross, Secaucus 1973 edition, p.333.

[45] Иллюстрация «Касательно Бога и Природы» - см. Paul Allen (ed.), A Christian Rosenkreutz Anthology, op.cit., p.260; M.P. Hall (ed.), D.O.M.A. Codex Rosae Crucis, Los Angeles 1938, ил. 10.

[46] Bogna Wernichowska, Maciej Kozlowski, Duchy polskie, Warszawa 1983, p.81-83.