Во время Аргиропеи (Среброделия) Малых Мистерий творится Белый Камень, посредством которого несовершенные металлы восходят до состояния "философского серебра" (его символ - знак Луны). А творимый во время Хризопеи (Златоделия) Великих Мистерий Красный Камень возводит металлы до состояния "философского золота" (знак Солнца). Так что в алхимическом учении серебро и золото - это как бы и не только металлы, но и знаки мистериального восхождения. Символ же его завершения - знак не только золота и Солнца, но и воскресения, и самого Великого Делания.
Еще один символ Великого Делания - шестиконечная звезда, которая означает также "божественные воды" или "первичную материю" (Делание представляет собой как бы повторение космогонического акта, повторное рождение из самых истоков мира, из первоматерии или изначальных вод). В этом символе тоже заключена идея брака двух начал: звезда образуется сочетанием двух треугольников - алхимических знаков огня и воды или воздуха и земли (знак первоматерии включает в себя символы всех четырех стихий).
Происхождение алхимических знаков и их связь с алфавитами мира, с геральдическими символами и т.п. - вопрос чрезвычайно сложный и вряд ли полностью разрешимый в ближайшем будущем. Его решение осложняется и тем, что некоторые значки чисто функциональны или же представляют собой греческие и латинские лигатуры (например, уже не символический, а "стенографический" знак "возьми" - это соединение двух первых букв слова labwn). Они нам понятны, но что, если какие-то другие знаки - это вязь ныне забытых систем письменности?
По ступеням алхимического алтаря
Конечно, символы веществ и соответствующих им понятий не исчерпывают богатства алхимической символики. Каждый, кто хотя бы перелистывал учебники по истории химии, помнит причудливых алхимических птиц и зверей в фантастических садах, аллегорические фигуры странных людей... Все это пышное графическое многообразие свойственно алхимическим трактатам позднего средневековья; греко-египетские адепты ничего подобного не изображали. Однако вряд ли можно объяснить этот факт просто "размыванием" древней строгой символической системы.
Все эти многоликие образы тоже традиционны для алхимии. Единорог, например, символизирует чистую ртуть, "матерь металлов"; феникс означает воскресение; лев - символ Солнца; андрогинная фигура указывает на плод алхимического брака - восстановление райской целостности души человека (соединение мужских и женских "половинок", по Платону). Возможно, введение этих символов Священного Искусства в средневековые трактаты было новой фазой "материальной" фиксации прежде изустных образов инициаций. Описать их все в небольшой статье невозможно; остановимся на тех, которые отчасти раскрывают ритуальный аспект алхимии. Обратимся к символике алхимического алтаря.
Ступенчатый алтарь, увенчанный чашей, был знаком еще александрийским адептам. Его описывает в своем мистериальном видении Зосима из Панополиса, один из самых известных алхимиков греко-египетской эпохи, живший, вероятнее всего, около IV века. Именно в этой чаше, к которой надо восходить по ступеням алтаря, происходит таинство огненной трансмутации. Однако у Зосимы пятнадцать ступеней, а тот средневековый алтарь, о котором сейчас пойдет речь, имеет всего четыре. Вероятно, это различные священные числа одной и той же мистерии: число 15 связано с символикой Великой Богини-Матери, а 4 - традиционное число основных стадий Великого Делания.
Изображение четырехступенчатого алхимического алтаря можно увидеть, как ни странно, не в фондах уникальных древних рукописей, а в общедоступных книгах по искусству. Такой алтарь изображен на картине Иеронима Босха "Брак в Кане Галилейской". (Алхимическая символика в картинах этого великого мастера стала за рубежом предметом специальных исследований).
Алтари в лабораториях алхимиков были предназначены для молитвенного созерцания символических фигур: без всецелого посвящения себя Богу успех трансмутации считался невозможным. Алтарь, изображенный Босхом, находится в сводчатой нише с четырьмя колоннами. Стоящий перед алтарем алхимик указывает на священный предмет, расположенный посреди нижней ступени на вертикальной оси всей картины. Это чаша в форме женской груди. Такой сосуд использовался в мистериях Изиды, а в алхимической традиции подобные очертания характерны для ответвлений алембика - одного из алхимических устройств, имеющего и символическое значение.
Символ этот чрезвычайно важен. Такая чаша символизирует Молоко Девы - текучий аналог Белого Камня, посредством которого совершается Аргиропея. Есть на алхимическом алтаре и один из символов Красного Камня, необходимого для Хризопеи. Это стоящая рядом с чашей фигурка пеликана, который в средневековой европейской символике означал Христа, ибо считалось, что эта птица жертвует своей кровью, питая птенцов. А чаша в форме груди - это еще и образ Брачного Чертога, в котором соединяются в мистическом союзе мужское и женское начала. У Босха (а также у средневековых алхимиков) их символизируют Кровь Христа и Молоко Девы, воспринимаемой как образ Церкви.
Чаша помещена художником точно над фигурами Христа и Богоматери. Это ключ к пониманию алхимического смысла картины: мистический брак Христа и Церкви становится венцом Великого Делания, его небесным прообразом. Кроме того, алхимический брак нередко трактуется как мистериальное возвращение в лоно Великой Матери-Природы, Божественной Матери всего сущего.
Духовная алхимия
Кому же молился алхимик у своего алтаря? Вряд ли стоит сомневаться в том, что, несмотря на флер "златодельческих" ассоциаций, маскирующих смысл, духовная алхимия представляет собой поистине эзотерическое христианство. Мы уже говорили об изначальном тождестве терминов пресуществления и трансмутации. То же можно сказать и о слове "тинктура". По-латыни оно буквально означает "изменение цвета" или "то, что должно быть окрашено". По-гречески же слово "тинктура" звучит как bajh - от глагола baptw, который значит и изменение цвета (в том числе и в алхимическом Делании), и погружение в воду, и христианское таинство Крещения. Тинктура в алхимии предшествует трансмутации, как и Крещение предшествует Пресуществлению в новозаветной Мистерии. Сказанное нисколько не противоречит кажущемуся политеизму алхимиков: античные божества, соответствующие металлам, в описаниях Великого Делания - лишь символы его стадий.
В алхимическом ключе могут быть истолкованы и некоторые иконописные сюжеты. Например, икона Богоматери "Живоносный Источник" ассоциируется с алхимическим образом Купели Марии, чудесного сосуда. Погружение в него означало приобщение к тайне первичной материи - обетование грядущего мистериального воскресения. Алхимическими символами насыщена иконография "Софии - Премудрости Божией": православные мастера разрабатывали в красках те же темы, которые на Западе стали основами алхимических трактатов.
Учили алхимики и тому, что взыскуемое ими бессмертное тело - это тело незримое, духовное, "подобное лучам Солнца". Разве это не то же, что сияние Фаворского света в физическом теле христианских святых?
И в Священном Писании присутствуют алхимические символы. В Ветхом Завете грешное сердце сравнивается с металлами в горниле: "Дом Израилев сделался у Меня изгарью; все они - олово, медь и железо и свинец в горниле сделались, как изгарь серебра" (Иез.22:18). Здесь перечислены четыре несовершенных металла - тетрасомия алхимиков; речь идет об Аргиропее - Среброделии. Об огненной трансмутации, но уже о Хризопее, Златоделии, говорит и Книга Иова: "Но Он знает путь мой; пусть испытает меня, - выйду, как золото" (Иов.23:10).
Ярчайший пример алхимической символики в новозаветной традиции - сюжет Успения Богоматери. Она была в теле Своем взята на небо и обрела бессмертие. Подобным образом, по преданию, удостоились небесного удела пророки Илия и Енох, но не вкусив прежде смерти. Богоматерь же прошла через смерть к бессмертию - путь духовного алхимического просвещения, указанный Самим Христом в Мистерии Голгофы.
Есть и прямые доказательства, что алхимия воспринималась как нечто, не чуждое христианству. Византийские монахи писали молитвенные предисловия к алхимическим трактатам (например к сочинению, приписываемому царице Клеопатре, которая, по преданию, была адептом Священного Искусства), воспринимая их как боговдохновенные книги. А много веков спустя уже в России, в удивительной старообрядческой республике Выгореции, которая существовала с конца XVII до середины XIX века между Белым морем и Онежским озером, бережно переписывали русские переводы Раймонда Луллия, знаменитого испанского алхимика.
Нередко на стенах старообрядческих скитов можно было увидеть каллиграфические листы под названием "Аптека Духовная". Там говорилось о том, как переплавить в огне смирения и сердечной молитвы веру, надежду и любовь, добавляя к ним слезы сострадания и сокрушения, чтобы обрести чистую мудрость и одновременно "здраву быть". Кстати, очень похожие руководства по духовной алхимии знали и культура Западной Европы, и, как ни странно, средневековый зороастризм. Не претендуя на полноту объяснения всех этих удивительных соответствий, выскажем предположение: может быть, все самое сокровенное и чистое в любой традиции - Священное Искусство - представляет собой алхимию духа, восходящую ко времени потерянного Рая?
ХРИЗОПЕЯ КЛЕОПАТРЫ
"Хризопея" - это сложное символическое изображение, являющееся самостоятельным шифрованным трактатом, автором которого, по преданию, была египетская царица Клеопатра. В левой верхней части "Хризопеи" изображен Уроборос (змей, кусающий себя за хвост) - образ, восходящий к иконографии египетского бога вечности Атума. Символическое "принесение в жертву" Уробороса означает приобщение к вечности в конце Великого Делания. Надпись на внутреннем кольце "Уробороса" гласит: "Змей один - тот, который держит яд между двумя знаками" (видимо, речь идет о двух состояниях трансмутируемой материи). Надпись на внешнем кольце: "Одно - это все; и благодаря себе - все, и в себе - все; и если (одно) не содержит всего, то все есть ничто" (формулировка алхимического монизма).